Театральные профессии постигаются не в библиотеках, не за письменным столом, основы искусства театра передаются от Мастера к ученику, из рук в руки. И более 80 актеров из различных театров 28 стран мира и 32 городов РФ смогли получить такой опыт из рук Мастеров в Международной летней театральной школе — уникальном и абсолютно новом для России масштабном образовательном проекте. Организаторами Школы является Союз театральных деятелей Российской Федерации, а ее художественный руководитель — народный артист России, Председатель СТД РФ Александр Калягин, ранее преподававший в Британо-американской драматической школе (BADA) в Оксфорде, в Международной школе театрального искусства им. Чехова в Цюрихе, в стажерской группе театра Бобиньи в Париже. Своим мастерством и опытом с учениками школы щедро делились художественный руководитель мастерской в Школе-Студии МХАТ, актер МХТ им. А.П.Чехова, заслуженный артист России Дмитрий Брусникин, режиссер, лауреат Государственной премии России, художественный руководитель экспериментальной сцены театра «Балтийский Дом», г. Санкт-Петербург Анатолий Праудин, главный режиссер Центрального театра кукол им. С.В.Образцова, лауреат премии «Золотая Маска» Борис Константинов, режиссеры-хореографы, основатели танцевальной компании По.В.С.Танцы Альберт Альбертс и Александра Конникова, режиссер, актер, хореограф, перформер Дмитрий Мелкин, заведующий кафедрой актерского искусства Санкт-Петербургской государственной академии театрального искусства, заслуженный деятель искусств России, профессор, лауреат международной Премии имени Станиславского Вениамин Фильштинский, режиссер, педагог, актер, профессор Клайпедского университета (Литва) Гитис Падегимас, режиссер, актер, педагог, заслуженный деятель искусств России, лауреат премии «Золотая Маска», лауреат международной Премии имени Станиславского Вячеслав Кокорин.
Среди счастливых учеников школы была и актриса Братского драматического театра Алла Нетеса.
— Алла, давайте начнем наш разговор издалека: что привело Вас в театр?
— Эта мечта – работать в театре — была у меня с 13 лет. А родилась она под впечатлением от просмотра спектаклей Нижне-Тагильского театра. А увидела я эти спектакли во время их гастролей в Кривом Роге, где я в то же время гостила у родных. Меня настолько впечатлило увиденное, что это определило мой будущий выбор профессии – я твердо решила стать актрисой. И вернувшись с каникул, я пошла в театр «Трубадур». После девятого класса я поступила в наше музыкальное училище, закончила его и поступила в Красноярскую академию музыки и театра. Закончив ее, я вернулась в Братск, и в 2011 году пришла в наш театр.
— И Вы изначально хотели быть именно театральной актрисой?
— Именно театральной! Никак не кино. Потому что театр – это живое общение со зрителем и живое воздействие на публику, у тебя здесь нет нескольких дублей, как в кино, и в кино нет этого дыхания зала и этого адреналина, когда ты выходишь на сцену именно здесь и сейчас. И как ты сработаешь в каждый момент спектакля – такое впечатление о тебе и останется у зрителя, который в данный момент тебя видит.
— Сколько ролей в театре Вы уже сыграли?
— Я не считала, но пожаловаться на недостаток не могу: радует, что работа всегда есть. И новый сезон у меня у меня начинается с новой роли в новом спектакле, с новым режиссером – руководителем Усть-Илимского театра драмы и комедии Евгением Пиндюриным. Это здорово, что постоянно есть работа – значит, есть практика, есть развитие в профессии, и это очень радует.
— Как Вы попали в число учеников Международной летней театральной школы?
— Я про эту школу на самом деле ничего даже не знала. И путевка в нее стала для меня наградой в прямом и переносном смысле слова: 28 февраля у нас был концерт, посвященный юбилею театра, и меня, от Иркутского отделения Союза театральных деятелей РФ, наградили творческой командировкой в эту школу. Это стало для меня огромнейшим сюрпризом, огромной неожиданностью и очень почетной наградой, за что им и нашему директору Любови Николаевне Кудряшовой за содействие в поездке огромное спасибо!
— Что представляет собой эта школа?
— Это действительно школа: в санатории под Звенигородом, где располагалась школа, мы учились с утра и до ночи. В буквальном смысле. Хоть это и был формат лагеря, но мы действительно были школьниками, правда, большого возраста — от 21 года до 39 лет, все – действующие работники театров, среди них и те, кто имеет высшее актерское образование. Международная летняя театральная школа – это курсы повышения квалификации. 1 июня мы заехали, 2-го прошло открытие школы, а 3 июня у нас был кастинг, где нас разделяли по группам на пять проектов: два драматических, перформенс (уличный театр), кукольный театр и хореографический спектакль. В последний я и попала к супругам Альберту Альбертсу и Александре Конниковой. Итогом работы каждой группы, руководили которыми пять известных режиссеров, должны были стать спектакли, которые после сдачи в школе были показаны в Москве в театральном центре на Страстном, а также в городах Звенигород и Истра. Репетиции этих спектаклей занимали у нас все послеобеденное время – с трех часов и порой до полуночи, с перерывом в 8 вечера на ужин. Помимо репетиций, в первые десять дней у нас шли занятия по актерскому мастерству: с 10-ти утра и до обеда — до двух часов дня. Для обучения всех школьников тоже разделили на три группы, которые вели три мастера — Вячеслав Кокорин, Гитис Падегимас и Вениамин Фильштинский. Я попала к Гитису Падегимасу – очень интересному человеку: помимо лекционных знаний и тренингов, которые он давал по актерскому мастерству, дал нам много другого. После окончания этого курса, у нас начались специальные занятия, темы которых мы проходили в институтах, но это было очень нужное повторение и закрепление приобретенных в институте знаний. Занятия проходили по три в день, и уже начинались с 9-ти утра, а продолжались все теми же репетициями до ночи. С нами по предметам «сценическая речь», «фехтование», «сценическое движение», «ритмика» и «вокал» работали настоящие профессионалы из училища имени Щукина. Эта школа была настоящим тренингом на выносливость! Она не дает каких-то реформаторский знаний — таких знаний за месяц, при такой нагрузке, не получишь. Но школа уникальная – на закрытии каждый год все школьники просто рыдают. И по-другому невозможно, когда ты со всеми живешь одной идеей, одним духом с утра до ночи, когда у вас рождается настоящее братство душ…
— Но ведь это невероятно сложно: за такой короткий срок столько информации в себя вобрать, переработать ее и сохранить…
— В том-то и дело! Но люди-то туда попадают подготовленные: они все из театров, они все это изучали когда-то в институте, и проект этот тем и хорош, что ты свои знания подкрепляешь с высокопрофессиональными людьми. Не всегда все было радужно, иногда были моменты, когда брала свое усталость, и становилось физически себя жаль, и думалось: «Зачем так много всего и в таком режиме?». Но брала себя в руки и занималась. И что интересно, лекционный материал я не записывала, но я его прекрасно помню- такая была сосредоточенность и концентрация внимания в школе.
— Вы же актриса драматического театра – не тяжело было работать в хореографическом спектакле?
— Я в эту группу не собиралась, но когда на кастинге меня спросили, куда я хочу, я ответила, что почту за честь попасть к любому. Я просто была уверена, что в танцевальный проект я уж точно не попаду. Мне больше хотелось попасть к Брусникину. А когда вывесили списки, я с удивлением обнаружила себя именно в хореографическом проекте. Но надо сказать, что хореография эта была не та, какой мы обычно ее себе представляем. Ее в двух словах не опишешь. Это была танцевальная инсталляция «Маленькие гвозди». И это была очень своеобразная работа в отношении хореографии. В ней участвовали актрисы из театров, где они служат хореографами или входят в танцевальные труппы, и им-то было труднее всего: нам нельзя было тянуть носки, нельзя было допускать фиксированные движения, все должно было происходить на расслаблении, на естественных импульсах… Все было именно на пластике и на расслаблении мышц, импульсивных движениях. И режиссеры выступали как раз против неестественных движений, растяжек, фиксированных поз… И мне в этом было легче работать, чем девочкам, которые все движения делают, что называется, автоматически: с вытягиванием носков, напряжением мышц, фиксацией движений.
— А сюжет-то в спектакле был? Или это была просто динамическая смена картинок?
— Очень сложно объяснить, что это было. Перед каждым показом режиссеры выходили на сцену и предвосхищали зрителям все это действо так: «Танцевальная инсталляция. Одна иллюзия сменяется другой». Определенного сюжета там не было. Как я это чувствовала, там были картинки, иллюстрации, фантазии – непрямолинейные вещи…
— А как можно сыграть то, чего ты даже не понимаешь до конца?
— Это опыт. Не всегда же, когда что-то и понимаешь, можно это сформулировать в текст, облечь в слова. Иногда ты идешь по интуиции, интуитивно чувствуешь что-то. и у каждого рождается свое оправдание. Мне было очень любопытно работать в этом спектакле.
— Кто приходил к вам на встречи-беседы?
— Замечательные люди и профессионалы своего дела — Константин Райкин, Сергей Женовач и Юрий Бутусов.
— С Калягиным Вам удалось пообщаться?
— Нет, он был только на открытии школы и потом на закрытии вручал нам дипломы, правда, каждому лично.
— Выходные у вас были?
— Был единственный выходной. Нас тогда вывезли в Москву на культурную программу. Это был очень крутой проект типа перформенса, в котором мы были участниками. Начинался этот спектакль на кладбище, где нам выдали наушники, и мы руководствовались в своих дальнейших действиях тем, что нам диктовали в наушники. На кладбище я сначала напряглась, хотя нам не надо было там ничего изображать. Нам просто наговаривали в наушники: «Сейчас вы идете туда, поворачиваете туда, дальше вы увидите такую-то картину…». Нас ввели в атмосферу кладбища с помощью слов и музыки, вплоть до таких указаний: «Остановитесь возле этой могилы… Выберите себе могилу, постойте возле нее, как жил человек, который тут похоронен, какой он сейчас…». На меня все это очень сильно давило, до слез буквально. Но потом они как резко вывели нас из этого состояния непонятным образом. Хотя они просто сменили музыку и ее ритм. После кладбища был интересный момент, когда мы вышли на людное место, и нам сказали в наушники, чтобы мы выстроились как для фотографии. А шел дождь, и мы все были в желтых дождевиках. Мы устроились, как на школьной фотографии, и нам в наушники говорят: «Посмотрите: кто-то на вас смотрит, кто-то вас фотографирует, кто-то делает вид, что вас не замечает… Это – зрители». И действительно люди вокруг вели себя именно так: кто-то фотографировал, а кто-то делал вид, что не замечает нас. И нам сказали похлопать им. Мы похлопали и потом пошли в метро, где у нас получались под диктовку маленькие флешмобы. Мы побывали даже в трапезной, потом нас разделили на группы, а закончилось все это наше путешествие по Москве на крыше ГУМа. Это был очень интересный проект, и он тоже назывался спектаклем.
— У вас оставалось время для неформального общения между собой?
— Только в ущерб своему сну. Потому что свободное время было только на сон, завтрак, обед и ужин. И даже если репетиция заканчивалась в 8 часов, мы после ужина шли заниматься самостоятельно. А моя соседка по комнате, попавшая в другую группу, приходила с репетиций каждый день в 12 часов ночи. Но, тем не менее, мы не ложились сразу спать, потому хотелось разрядки, хотелось общения. В школе каждый вечер зажигали костер как раз для такого общения. Там ребята пели песни, делились впечатлениями. Правда, я на этих кострах была всего пару раз. Но — у кого на что хватало сил: кому-то хватало три часа на сон, чтобы весь следующий день быть активным и трудоспособным. У меня хватало сил только на занятия, и, несмотря на это, я все равно нашла там замечательных друзей. Потому общение все равно было постоянным, даже в пятиминутных перерывах. Да и на занятиях по актерскому мастерству было много упражнений, где мы взаимодействовали, где происходило командообразование. И у меня есть огромное желание повторить эту школу, но именно с теми ребятами, которые были со мной там. В первый же день я крепко сдружилась с шестью ребятами-единомышленниками. И мы до сих пор каждый день общаемся через интернет и по скайпу. И они действительно были единомышленниками и стали настоящими друзьями. Я по турам плохо встаю, поэтому на завтрак не ходила, а они мне каждое утро приносили завтрак. И у нас сразу появилась сплоченность, командный дух – а это ведь очень важно в театральном мире. Ведь если люди не любят друг друга или не уважают, то у них и на сцене ничего не получится. А в школе как раз были и любовь, и уважение. И именно поэтому я хотела бы еще раз провести месяц с этими 86-ю ребятами, пусть я и не со всеми там сдружилась, потому что мы все равно общались все вместе.
— А вообще это сложно – работать с режиссером, которого ты впервые видишь, и в составе незнакомой тебе труппы?
— Нет, мы такой опыт имеем в театре. К каждому человеку можно найти свой подход, и всегда можно найти умение понимать нового режиссера, и это – одна их главных задач актера.
— А не возникает иногда желание поспорить с режиссером?
— У меня такого желания вообще никогда не бывает. И, как оказалось, это очень правильно — как раз на встречах-беседах кто-то из наших гостей сказал: «Спорить с режиссером – последнее дело! Ты пойми его, посмотри его глазами, выполни то, что он хочет от тебя. И в этом и есть твой актерский профессионализм – не спорить с режиссером». Любому человеку со стороны виднее, что и как ты делаешь, тем более – режиссеру.
— Но ведь режиссер, как и любой человек, может ошибаться… И любой актер может найти более интересный ход или прием в каких-то моментах… И многие известные актеры с гордостью рассказывают, как они спорили с режиссерами…
— Ну и пусть он ошибается! А эти актеры пытались сделать так, как им говорил режиссер? Вот это вопрос к ним! Ты сделай так, как просит тебя режиссер, и не важно, какого он масштаба, сделай, посмотри его глазами, как нам говорил Гитис Падегимас, попробуйте проникнуть в его мозг, попробуйте прочитать его мысли, почему он именно так хочет. Ведь это же даже интересно! Интересно понять, а не стоять на своем: «Я не буду этого делать! Я буду делать это так-то!». А зачем тогда актером-то становиться? Актер – человек подневольный, грубо говоря, и это на самом деле очень хорошо. Мне на самом деле интереснее работать с режиссером, чем настаивать на своих каких-то видениях. Но иногда, когда ты видишь, что режиссер идет как-то совсем в разрез с тобой, то можно изменить ситуацию дипломатичным способом: сделать, как хочет он, а потом предложить другой, свой вариант действия. И хороший режиссер всегда рассмотрит, как же на самом деле лучше – как он хочет или по-твоему.
Ольга Артюхова, http://pressmen.info
